Александр Савин входил в шорт-лист на звание лучшего волейболиста мира ХХ века и первым из звёздной сборной 70-80-х попал в Зал славы.

 

Он и сегодня привлекает внимание, а любители волейбола со стажем узнают Александра Савина даже спустя 30 лет, как он отказался выступать за сборную СССР. Он почти не изменился внешне, разве что чуть прибавил в весе да волосы посеребрились. Но характером всё такой же — серебра не признающий, только золото. Во всём. И в жизни, и в спорте. Об этом уникальном спортсмене и человеке — очередной очерк обозревателя чемпионата в его персональной рубрике «В мемориз».

Лидер по духу и поступкам

В конце 70-х — начале 80-х мужская сборная СССР под руководством Вячеслава Платонова крушила всех и вся на любых соревнованиях — будь-то чемпионаты или Кубки мира, европейские первенства либо любые другие значимые турниры. И едва ли не каждый из ведущих игроков той действительно звёздной сборной был хорошо известен в стране, во всяком случае ничуть не меньше, чем футбольные кумиры.

И всё же среди прочих выделялся Александр Савин. И внешним видом — редко улыбающийся двухметровый верзила с орлиным носом и пронзающим до кишок взглядом. Да ещё своеобразным видением происходящего на площадке, а также лидерскими качествами и умением влиять на партнёров почище тренеров. Ну и своим несносным характером — прямолинейным, несговорчивым, упрямым даже. Если что, по его мнению, не так вокруг — без утайки, всю правду-матку в глаза выложит. Невзирая на должности и звания — будь-то министр, главный тренер или человек с лампасами на брюках. В своё время Юрий Фураев, заслуженный тренер СССР, работавший рядом с Платоновым тренером сборной после Владимира Паткина, назначенного главным в женскую команду, специалист уважаемый за объективность и рассудительность, к тому же не раз вступавший в спор со своенравным игроком, дал ему такую характеристику: «Савин — парень непростой, человек оригинальный, в чём-то даже загадочный. Упрямый, обидчивый до крайности, но очень порядочный и добрый. Выше всего почитает справедливость.

Он из когорты лидеров. Не просто ведущий игрок основной шестёрки, а образец. Саша на площадке живёт, творит и сгорает. И подаёт партнёрам замечательный пример для подражания. Ведь на него смотрят и пятеро, стоящих рядышком бок о бок в игре, и шестеро, сидящих на скамейке запасных. Бойцовский дух у него развит в высшей степени. Приведу характерный случай даже не из игровой практики, а из рядовой тренировки. Представьте — общефизический сбор на базе в Сухуми. Нагрузки огромные, все устали донельзя. Даётся очередное задание: 20 раз подряд двойной прыжок. Кто выигрывает, — от следующего упражнения освобождается. Побеждает Савин и объявляет: „Я отдыхать не стану, буду дальше делать всё с ребятами. То есть „заводит“ он народ и притом без малейшей рисовки".

Сказал — отрезал

Меня почему-то всегда подкупали такие неординарные личности, потому, наверное, с первого же появления в стане сборной в канун чемпионата мира 1986 года у нас с Савиным сложились доверительные отношения, которые не прекращаются и поныне. Просто видимся мы теперь нечасто. Но каждый раз общаемся с удовольствием. Несмотря на то что за все три десятка лет нашего знакомства ни разу не слышал от Саши Савина добрые слова в адрес кого бы то ни было, чьё имя вдруг всплывает в разговоре.

Впрочем, нет, слышал. Про его первого тренера Владимира Питанова, благодаря которому юный обнинский парнишка предпочёл волейбол лёгкой атлетике, плаванию и даже… шахматам и усваивал азы выбранного им вида спорта. А ещё про губернатора Калужской области Анатолия Артамонова, человека, почитающего спорт и больших спортсменов, и про известного обнинского бизнесмена Василия Ярзуткина, фаната волейбола, но больше его пляжной разновидности, опекающего специализированную спортшколу, которая сегодня носит имя Савина и в которой выросло уже немало известных волейболистов, в том числе первые юниорские олимпийские чемпионы по бич-волею Олег Стояновский и Артём Ярзуткин.

А уж как Саша костерил Геннадия Паршина, возглавлявшего советскую сборную на том, первом для меня и уже третьем для Савина, чемпионате мира. Помнится, на первом этапе французского первенства в день принципиального матча с кубинцами, которым до этого проиграли на международном турнире в Вальядолиде, после утренней тренировки главный распорядился отвезти всю команду на два часа в ближайший мегамаркет.

„Что он вытворяет? — возмущался Савин, выбрав меня в собеседники, чтобы излить душу. — Бардак какой-то устроил! Ещё толком ни с одним серьёзным соперником не сыграли, а распорядок как на курорте. Да такое недопустимо вообще, а уж на чемпионате мира и подавно: куда это годится — двухчасовая пробежка по бутикам да лавкам. Попытался вразумить Паршина, что подобное недопустимо. Так он в ответ начал меня урезонивать: мол, ничего страшного не случилось, мы так напряг предматчевый у игроков снимаем“.

Савинское возмущение не проходило на протяжении почти всех двух недель, что длился чемпионат. А когда, проиграв накануне финальный матч американцам, возвращались из Парижа в Москву, сидевший в самолёте за моей спиной недовольный Слон (это прозвище Савин получил скорее всего за горбатый нос) бурчал всю дорогу: „Надо же, ходит по самолёту такой радостный (это про Паршина. — Прим. ред.), будто миллиард лотерейным билетиком урвал. Я места себе не нахожу, а ему всё нипочём. Оказывается, ещё до отъезда во Францию ударил по рукам с руководством Госкомспорта — выигрывать чемпионат не обязательно, достаточно в призёры попасть. Да если бы я знал, что мы едем не побеждать, а размяться, отказался бы играть!“

Что он и сделал по возвращении домой. Просто пришёл в отдел волейбола и сказал Николаю Беляеву, который возглавлял волейбольное подразделение Госкомспорта, а на чемпионате мира руководил советской делегацией: „Больше в сборной на меня не рассчитывайте. Главная причина — усталость. Есть и другие, но говорить о них не стану, боюсь, опять неправильно поймёте“.

Расшифрую, что имел тогда в виду отказник. Примерно за год до этого Савин вместе с другим „армейцем“ Юрием Панченко пришёл в Управление спортивных игр с идеей заступиться за Ярослава Антонова, савинского земляка и на тот момент сильнейшего диагонального Союза, дисквалифицированного за якобы несвоевременный переход из „Динамо“ в ЦСКА, а на самом деле за отказ переехать в Ленинград, в команду Платонова. Ведущие игроки клуба-чемпиона страны и сборной пытались доказать руководству, что вынужденный „прогул“ ведущего волейболиста если кому и выгоден, то только главным конкурентам наших волейболистов — американцам, олимпийским чемпионам Лос-Анджелеса.

„Нельзя из-за клубных распрей отцеплять на целый сезон таких игроков, как Антонов, — доказывали свою позицию волейболисты. — Зачем своими руками закапывать талант? Ведь Антонов на Кубке мира был включён в символическую сборную турнира“.

Разумеется, о визите к руководству двух ведущих волейболистов страны тут же доложили Платонову. И на очередном, проходившем в Ленинграде, туре чемпионата страны с участием всех сильнейших клубов главный тренер сборной устроил публичную порку: собрал популярное в те времена комсомольское собрание и объявил Савина с Панченко „заговорщиками, коалицией, группировкой, которая ходит в спорткомитет с жалобой на тренера и с целью его снять“.

Удивительное дело, как тогда оскорблённый Савин сдержался, не полез на рожон, не стал доказывать свою правоту. В принципе, подобное ему несвойственно. Но стерпел несправедливую хулу, затаив при этом обиду на тренера, и укрепился в мысли распрощаться со сборной.

Догнать и перегнать СССР

„Что меня больше всего убивало в то время, так это кардинальное изменение атмосферы в сборной, — рассказывал позже Савин. — Полагаю, что всё началось с самого Платонова. Он сделал для нашего волейбола много хорошего, но и не меньше плохого. Я бы разделил период его правления в сборной на два этапа — до 1982 года и после. Долгое время считал его великим, как и все вокруг. И так был предан тренеру, так верил ему, что, прикажи Вячеслав Алексеевич штурмовать Зимний — не раздумывая ринулся бы вперёд, да не один, а со всеми, кто играл в команде на рубеже 80-х.

Но позже изменил своё мнение. Главная претензия, скажем так, работа с кадрами. У нас появились игроки, которые — как бы это помягче? — оказались для тренера не слишком удобными. Тот же Александр Сапега, старший брат больше известного в стране Юрия.

Со временем Платонов решил избавиться от неугодных. И в сборной оказались волейболисты, класс игры которых не соответствовал уровню лидеров. Пребывали они в национальной команде лишь потому, что играли в ленинградском „Автомобилисте“, который помимо сборной возглавлял Платонов. До пяти человек — чуть не половина состава — были оттуда, хотя в чемпионате страны клуб в призёры-то редко попадал. Атмосфера в сборной накалилась. Высказываю собственную точку зрения, допускаю, что у других она может быть иной. При этом газеты продолжали петь осанну сборной и тренеру, а на редкие критические замечания внимания не обращали“.

Между тем сборная выступала всё хуже — товарищеские серии матчей с американцами и бразильцами были проиграны вчистую. Хорошо, что хоть в официальных соревнованиях победы ещё одерживали. При этом не исключаю, что от постоянных проигрышей команде США у игроков образовался если и не комплекс, то какая-то зажатость, скованность. Не они ли в конце концов и сказались на поражении в финальном матче в Париже?

„Ты знаешь, кого мне напоминают американцы? — размышлял Савин в другом разговоре. — Нашу сборную образца семидесятых. Когда мы из кожи вон лезли, доказывая, что сильнее всех и нам нет равных в мире. Перед нами маячила цель — потеснить с пьедестала законодателей волейбольной моды поляков. И мы целенаправленно делали всё для её достижения.

Вот так и американцы. Сегодня это честолюбивая, настырная и хорошо обученная команда. А кто знал о ней ещё лет пять назад? На последнем победном для нас чемпионате мира в Аргентине в 1982-м сборная США финишировала только 13-й. Сегодня же американцы поотбирали у нас все титулы. Ничего себе рывочек за четыре года!

Что мы могли противопоставить взамен? Только тактические сюрпризы и стойкий характер. Увы, сборная СССР, на мой взгляд, последние годы топталась на месте, ничего сверхнового придумать не старалась. Довольствовалась добротным, но старым багажом. И это тогда, когда те же французы научились крутить очень хитрые комбинации, бразильцы толково применять силовую подачу в прыжке, у американцев во всех расстановках мяч принимали два одних и тех же волейболиста, кубинцы к своим традиционным достоинствам добавили приличную общую игру, изыскали неординарного пасующего. Другими словами, конкуренты наши, каждый в чём-то своём, заметно продвинулись вперёд. А в тех элементах игры или амплуа, где мы имели несомненный перевес, к нам подтянулись, стали вровень, если не обогнали.

При таком стечении обстоятельств победить на чемпионате мира мы могли, только если бы каждый из нас сыграл на пределе. Но рвения во что бы то ни стало обыграть новоявленных олимпийских чемпионов ни у кого не почувствовал. Да и сам сыграл не лучшим образом, так что определённой вины с себя не снимаю. Но скажу так: главного — коллектива, способного горы свернуть, — у нас уже не было“.

Четыре „армейских“ поколения

В общем, он решил уйти из сборной. При этом оставаясь капитаном сильнейшего волейбольного клуба страны и Европы — ЦСКА. Вообще же его появление в стане столичных „армейцев“ было не случайным.

„Однажды приехал к нам в Обнинск Юрий Борисович Чесноков, тогдашний главный тренер ЦСКА, — вспоминал Саша, рассказывая о первых шагах в большом волейболе. — Посадил меня в машину и отвёз в столицу. Не сразу там задержался, но 10-й класс я заканчивал уже в Москве. И как сейчас помню точную дату, когда меня поставили на ставку в ЦСКА — 22 октября 1973 года. Рублей 100 получал — по тем временам деньги немалые. Например, моя мама — инженер на Обнинской атомной станции, между прочим, первой в мире, куда они с отцом поехали по распределению после окончания МГУ, зарабатывала не намного больше — 120 рублей“.

Савин пришёл в ЦСКА, когда на ведущих ролях там были Ефим Чулак, Юрий Старунский, Владимир Паткин. Волейбольные идолы 70-х! Все они были лет на 10–12 старше обнинского вундеркинда. Ушёл Савин с площадки окончательно в 31 — раньше срока, ещё лет пять вполне мог бы играть. Завершал карьеру с теми, кто был моложе него, уже гранда, лет на десять.

„Посчитал не так давно: четыре поколения волейболистов сменилось за годы, что выступал я в „армейском“ клубе, — откровенничал со мной Слон. — Учился у стариков — прежде всего у Чулака со Старунским, обоим очень многим обязан. Потом тянулся в игре за теми, кто был постарше и поопытней меня — Владимир Кондра, Олег Молибога, второе по моим меркам поколение. Затем пришёл черёд моих сверстников — Сапеги-старшего, Панченко, Александра Сороколета. Наконец, застал Сапегу-младшего, Андрея Кузнецова, даже Диму Фомина. Получилось — мяч, сетка и четыре поколения игроков… А вот тренеров у меня за все годы в клубе и сборной было всего четыре — Чесноков и Валерий Клигер в клубе, тот же Чесноков, Платонов и Паршин — в сборной“.

Он сделал быструю карьеру — в 18 лет Савин уже чемпион Европы и среди юношей, и среди взрослых. И это при том, что с амплуа определился не сразу. Рассказывал, что какое-то время Чесноков пытался сделать из него связующего. Но всё-таки остановились на „должности“ центрального блокирующего. Тем более что природа-мать не обделила юное дарование: прыгучестью Александр обладал невероятной — случалось, по пояс над сеткой взмывал, а ударом обладал такой силы, что пол трещал. Но всё это пришло не сразу, а после многолетних и упорных тренировок. Впрочем, о любви максималиста Савина быть во всём первым и лучшим чуть выше поведал Фураев. Не случайно до сих пор тысячи последователей выдающегося мастера учатся ставить блок — приём, которым он владел в совершенстве, — а-ля-Савин.

Сам волейболист, выступавший всю свою карьеру только за один клуб — ЦСКА с 1974 по 1988 годы, как-то насчитал в своей богатейшей коллекции наград более 70 только золотых медалей за победы в различных соревнованиях и турнирах. Но самые ценные из них — олимпийская Москвы-80, две за чемпионаты мира 1978 и 1982, две за Кубки мира, шесть за чемпионаты Европы и аж 13 за победы в чемпионатах СССР.

Завершив активные выступления, он надеялся, что его знания и богатый опыт могут быть полезны многим и он будет нарасхват. Но ошибся. Как многие из волейболистов того времени, да и сегодня в не меньшей степени, Савин оказался невостребованным в Союзе. А может, просто не хотели связываться со строптивым, требовательным и совсем ещё зелёным специалистом?

Тогда он уехал на Мадагаскар, где два года тренировал „армейских“ волейболистов этого островного государства в Индийском океане. Вернулся — опять никому не нужен.

„Потом была заведомо провальная эпопея создания первой частной команды в России, — признавался Савин. — Имею в виду столичный „Рассвет“. И ведь я предупреждал людей: подобное начинание — авантюра, не подкреплённая тогдашними реалиями. Не верили. В итоге команды не стало“. Попробовал Александр Борисович себя на посту наставника юношеской сборной — и вновь не получилось так, как хотел бывший игрок. До 2000 года трудился в Нижневартовске с местным „Самотлором“, но серьёзных успехов, как в первые годы существования команды, югорские волейболисты не добились. Затем какое-то время занимал пост государственного тренера по волейболу в Агентстве по физической культуры и спорта РФ, избирался депутатом Обнинского городского Собрания. Основал Фонд развития физической культуры и спорта олимпийского чемпиона Александра Савина.

Когда же на рубеже веков Международная федерация волейбола решила определить лучшего волейболиста ХХ века, в первоначальном списке в числе номинантов фамилия Савина не значилась. Вообще, в том перечне претендентов не нашлось места ни одному из советских волейболистов, хотя титулованнее сборной СССР за всю историю популярной игры не существовало.

Тогда необъективностью сотрудников ФИВБ, которые, уверен в этом, действовали по велению Малю, жены президента федерации Акосты, страшно ненавидевшей в этот период времени всё, что было связано с Россией, возмутились не только в нашей стране — их поддержала вся мировая волейбольная общественность. Так в расширенном листе появилась фамилия не только Савина, но и выдающегося игрока 50-х годов минувшего столетия Константина Ревы и лучшего пасующего мира на рубеже 70-80-х годов Вячеслава Зайцева. А в шорт-листе наряду с американцем Карчем Кираем, итальянцем Андреа Дзордзи, японцем Кацутоси Некодой остался только Савин.

Выиграл же — и это совершенно справедливо — американский суперволейболист. Правда, Малю и здесь не могла не вмешаться, приплюсовав к имени трёхкратного олимпионика своего любимца итальянца Лоренцо Бернарди, который уступал по титулам и наградам тому же Савину, да и в шорт-лист не входил. Но для Малю не существовало никаких правил: она всегда делала то, что считала нужным. Но об этом я уже рассказывал…

22 октября 2010 года Александр Савин стал 11-м из соотечественников, кто был принят в Зал славы волейбола в Холиоке. На это решение Малю Акоста уже повлиять не могла, тем более что к этому моменту её муж уже не был первым лицом в ФИВБ.

 

Чемпионат.com

• Назад
• Вперед